Что такое красота? Как наука объясняет наши эстетические вкусы
Как мы определяем, что красиво, а что нет? У мозга свои параметры и критерии, связанные с гормонами удовольствия.
Вопрос «что мы считаем красивым?» изучает молодая наука — нейроэстетика. Она исследует связь между нашими оценками красоты и законами работы мозга. Один из её пионеров, Вилейанур Рамачандран, вывел 9 принципов, которые объясняют, почему видеть некоторые вещи нам приятно, а некоторые нет, и в чем между ними разница.
Нейроэстетика существует всего четверть века, но ее законы берут начало в инстинктах, которые помогали людям десятки тысяч лет назад выживать: отличать съедобное от несъедобного, выглядывать хищника в кустах и т.д. И если наши предки справлялись с этими задачами, организм награждал их выбросом гормонов удовольствия. А наш мозг это запомнил. И хотя сейчас хищники в кустах нам попадаются немного реже — разве что ваши коллеги по офису могут иногда претендовать на эту роль, механизмы никуда не делись, и благодаря им в нас по умолчанию заложено чувство прекрасного.
Наш мозг в своей жажде красоты не только прозорлив, но и ненасытен. Чем больше по размеру симпатичный, а значит, безопасный для него объект, тем больше дофамина он обещает. Это принцип гиперболы, и его часто используют маркетологи, размещая в рекламе огромные объекты. Помните, к примеру, рекламу Jacquemus с гигантскими 3D сумками на улицах Парижа? Похожие ролики со своими вещами делали и Alexander Wang, Maybelline и другие бренды. Rimmel несколько лет назад пошли дальше и установили на улицах Лондона огромный флакон быстросохнущего лака.
Если художник изображает какой-то предмет крупнее и выразительнее, чем он есть в реальности, то знайте: он уже подкупил ваш мозг щедрой порцией дофамина. Пример — скульптура Саяна Байгалиева в виде пиалы, которая выглядят «пиалистее», чем настоящая посуда, и притягивает внимание гораздо больше обычной чашки. Эта работа сейчас участвует в выставке «Исследуя красоту» в моей Postrigay Gallery, которая как раз посвящена нейроэстетике и научному поиску корней прекрасного.
Другой важный принцип — симметрия, и работает он двояко. В живых существах мы воспринимаем ее как признак здоровья — именно поэтому нас привлекают правильные пропорции и гармоничное сочетание различных черт. Но когда симметрии слишком много, мозг подает сигнал тревоги. В природе столько различных сочетаний и форм, что в абсолютно симметричных конструкциях мы чувствуем подвох. Этим пользуются режиссеры: вспомните кадр из «Сияния» Стэнли Кубрика с сыном главного героя и девочками-близнецами в коридоре — симметрия тут нужна, чтобы выкрутить датчик тревоги на полную. А у Уэса Андерсона симметрия — это часть режиссерского бренда, и с ее помощью он транслирует как иронию, так и трагедию.
Обе стороны этого принципа используют и художники. Часто даже одновременно: так, в абстракциях Светы Исаевой — еще одной участницы выставки «Исследуя красоту» — можно встретить объекты правильной формы, но свободно распределенные по полотну.
Еще одно умение нашего мозга, которое помогает нам замечать красоту и радоваться ей, — это способность отделять объекты от фона. Причем радоваться в прямом смысле: этот навык помогал древним людям замечать в пространстве хищника или, наоборот, что-то съестное. То есть в любом случае оставаться в выигрыше — либо ты вскоре вкусно поешь, либо хотя бы не будешь съеден сам, что тоже приятно.
В нейроэстетике этот навык стал принципом контраста, и в искусстве он один из важнейших. Например, именно контраст лежит в основе новаторства Караваджо: он работал со светом как с прожектором, выделяя героев картин, будто на театральной сцене. Умело использовал контраст и Матисс — видя смелые и открытые сочетания цветов на его полотнах, наш мозг ликует. Контраст может проявляться не только в цвете, но в размере или форме. А иногда сразу и в том, и в том. В «Девочке на шаре» Пикассо противопоставляет, собственно, хрупкую девочку на шатком шаре и монументального мужчину, под которым — устойчивый куб. Этот принцип можно проследить в серии «АСАСД» художника Евгения Дедова. Он изображает один и тот же цветок, но в различных ракурсах и под разным освещением — и каждый раз получается новый образ.
